3-4 октября 2017 года отделением славистики Лозаннского университета была организована встреча с участниками МПС (Международного Платоновского Семинара) и другими исследователями, интересующимися творчеством Платонова. Наряду с практической задачей расширения контактов МПС, встреча была посвящена ознакомлению с проблематикой «Платонов и революция» (продолжение рефлексии, начатой на февральском симпозиуме МПС в Генте) и обсуждению дальнейших перспектив совместной работы.
Краткие резюме выступлений:
•••Ольга Фролова (Москва). Осмысление языка революции (на материале повести Платонова «Котлован»
В докладе подчеркивается, что платоновское творчество в силу цензурных запретов не было осмыслено современниками, и его восприятие после возвращения в литературу осложнилось потерей контакта с языком эпохи. Отсюда необходимость кропотливого восстановления связей языка Платонова с современным ему языковым фоном: на них, как показывает ряд примеров, строится платоновское новаторство: его отличает не «подчинение» (И. Бродский), а активный творческий диалог с языком времени.
•••Райнер Грюбель (Ольденбург). Революция как тема и как прием у Платонова.
Учитывая частотность лексемы «революция» в текстах Платонова, докладчик констатирует, что «революционность» писателя меняет приложение. Постепенно покидая уровень тематики, она переходит на уровни организации текста. Новаторство Платонова проявляет себя в областях гносеологии, антропологии, нарратива и языка (снимаются традиционные оппозиции между, соответственно, идеализмом и матерализмом, значением и чувством, речью повествователя и персонажей, высокими и низкими стилистическими регистрами.
•••Ханс Гюнтер (Билефельд). Революция и тоска у Платонова.
Основа доклада — сопоставление восторженного принятия революция и реакции на ее крах у Платонова и и Гельдерлина. Рассматривается понятие тоски в его соотношениях с понятием скука и роль этой семантической пары (первое понятие содержит «надежду на будущее», второе ее лишено) в поэтике и антропологии Платонова. Подчеркивается «стоицизм» Платонова (в отличие от романтика Гельдерлина), и ставится вопрос о «поэтических масках»: сумасшествие у Гельдерлина, юродство у Платонова.
•••Илья Кукуй (Мюнхен). Платонов в кино на примере фильма Ларисы Шепитько «Родина электричества».
Наряду с контекстом создания фильма и цензурных перипетий юбилейного киноальманаха Начало неведомого века, в который, кроме фильма Шепитько поначалу входили еще две новеллы, речь идет об особенностях перенесения платоновской прозы на киноэкран и о поэтике Шепитько, отсылающей в большой степени к Довженко, в меньшей — к Эйзенштейну Генеральной линии. Помимо операторской работы, использующей приемы анаморфоза для создания впечатления «иконописности» фигур, радикальный показ полного истощения людей и земли вызвал критику и споры внутри киностудии относительно его «адекватности» платоновскому тексту/письму, вследствие чего картина была запрещена.
•••Константин Каминский (Констанц-Берлин). Электричество и энергетико-экологическая революция у Платонова.
Исследователь ставит задачу контекстуализации платоновского «научно-фантастического» видения будущего. Ближайшими контекстами являются деятельность самого Платонова, а также разработка и реализация советского плана электрификации (ГОЭЛРО) и дискуссии вокруг него. На другом уровне Платонов вписывается в рамки русского энергетизма (и эмпириокритицизма) как течения, ставившего вопрос о «веществе мира». В мечте Платонова о использовании солнечной энергии для освобождения человечества исследователь усматривает преддверие современных экологических теорий, в т.ч. программы «солярного коммунизма» (Дэвид Шварцман).
•••Леонид Геллер (Лозанна-Париж). Платонов: революция, утопия, насилие.
В докладе делается попытка уловить некоторые существенные черты поэтики Платонова путем рассмотрения понятийной цепочки, элементы которой реализуются в его творчестве. Они отсылают к состояниям как представляемого, так и представляющего мира. «Насилие» — передаваемое в платоновском словаре словами «буйство», «неистовство», «ярость», — лежит, как кажется в основе указанной зависимости, что определяет манеру письма, которую можно назвать «яростным экспрессионизмом».
•••Анни Эпельбуэн (Париж). Платонов свидетель холокоста.
Исследовательницу интересует попытка реконструкции и анализа установившейся в советское время и продолжающейся в наши дни практики замалчивания/эвфемизации факта истребления евреев нацистами на территории СССР. В этом контексте Платонов возникает как первый писатель не-еврей, участвовавший в подготовке «Черной книги» И. Эренбурга и В. Гроссмана (1943—1947). На этом фоне особого значения набирает в творчестве Платонова тематика утраты человечности — свидетельство о катастрофе и предупреждение о ее возможных последствиях в будущем.
Активное участие в дискуссии приняли славяноведы из Лозанны и Женевы: Андрей Добрицын, Эдуард Надточий, Михаил Маяцкий, Женевьева Пирон.
Обсуждались все затронутые в докладах темы, в особенности:
—платоновский диалог с языком эпохи (активность Платонова не подлежит сомнению; думается, что Бродский, говоря о подчинении эпохе, имел в виду не пассивность Платонова, а силу притяжения языка утопии, определяющую круг, вырваться из которого не могут даже его критики);
—стоицизм жизненной позиции Платонова и его связь с традицией философского либертинства;
—модальности платоновской «революционности» и его утопизма;
—насилие и опыт бесчеловечности.
В ходе дискуссии предлагались возможные направления для будущих исследований, в том числе:
—Платонов и пространство;
—Словари и понятийники платоновского творчества: словарь насилия, словарь имен, и т.д.
